Вырезано. События не было в игровом процессе.
4 Августа 2005г.
16:12-16:14
"You've never seen anything like this before
You will never see a clockwork sunrise no more"
Andreas "Whiplasher Bernadotte" Bergh
Прежде чем ужасающий лязг, доносившийся со стороны лестницы, отвлек Эдварда от его мыслей, тот размышлял над загадкой комокабури. Совершенно неожиданно Гэллоуэй обнаружил, что этот бочонок не так прост как казалось: тот был в меру тяжелым (примерно половина квинтала), хотя, судя по объему, должен был весить как минимум в три раза больше. Логичнее всего было предположить, что бочка заполнена лишь отчасти, но маг, сколько ни пытался, не мог припомнить, чтобы ее содержимое переливалось достаточно шумно, чтобы подтвердить эту догадку. Да и перемещающийся при каждом шаге центр тяжести такой ноши был бы заметен сразу. Хотя, если немного напрячь память, тот действительно был расположен несколько странно.
Задумчиво поглядывая на бочонок, Эдвард уже хотел перейти к эмпирическим исследованиям - легонько попинать бочку ногой - но внезапный посторонний шум оборвал этот порыв. Грохот и лязг поначалу были незначительными, но нарастали с пугающей скоростью. Маг даже не успел толком сообразить, откуда они идут - на выручку пришел здравый смысл, подсказав единственное разумное направление: лестницу, что стекала каменной рекой с самой вершины горы. Эдвард рефлекторно перевел взгляд в сторону источника звука, и то, что он увидел, заставило Гэллоуэя позабыть не только злосчастный бочонок, но и собственное имя.
Говорят, у страха глаза велики. Может, оно и так, но Гэллоуэй далеко не был уверен, что успел действительно испугаться. Все происходило столь спонтанно, что в восприятии мага, отразилось лишь несколько моментов, разделенных черными прогалами. Вот слышен лишь далекий гул, чем-то неуловимо напоминающий тот рокот, что разносится по ущелью, через которое движется железнодорожный состав. Вот громыхание нарастает и кажется, что стволы-великаны немного отпрянули от каменной нити лестницы, словно опасаясь за свою сохранность. Вот вдалеке что-то мелькнуло. И это "что-то" неумолимо приближается с невозможной для человека скоростью - по крайней мере так показалось Эдварду. Вот уже отчетливо видны его очертания и можно уверенно утверждать, что силуэт принадлежит человеку. Вот этот человек замер не более чем в полусотне ярдов от Гэллоуэя и на мгновенье над этим местом воцарилась тишина. Ни завываний ветра, ни шелеста деревьев - Эдвард слышал лишь лихорадочное биение собственного сердца. А потом незнакомец пошел. Уверенной быстрой походкой он приближался к магу, и каждый его шаг сопровождался отчетливым металлическим лязгом, эхом разносившемся по окрестностям. "Дзыньк. Дзыньк. Дзыньк." - шаги незнакомца напоминали Эдварду размеренное тиканье часов, вот только отсчитывал этот хронометр, похоже, не время суток, а оставшиеся мгновения жизни Гээлоуэя. "Дзыньк. Дзыньк. Дзыньк." - человек приближался. Только сейчас Эдвард почувствовал всю силу присутствия этого существа. Оно было колоссальным - ничего подобного маг никогда не встречал. Казалось, под этим человеком прогибается сам мир. "Дзыньк. Дзыньк. Дзыньк." - вот уже можно различить отдельные черты незнакомца: невысокий рост, русые волосы, доспех, закрывающий все его тело, кроме резве что головы. "Дзыньк." - вот незнакомец остановился. Теперь их с Гэллоуэем разделяло всего пара футов и Эдвард мог хорошенько рассмотреть этого человека.
Это была миниатюрная девушка (или женоподобный юноша - говорить наверняка Гэллоуэй даже не пытался), практически полностью закованная в броню. Конечно, это не единственное, что мог сказать о незнакомке Эдвард, но все другие детали уходили на второй план. Действительно, кто обратит внимание на, скажем, цвет глаз этого создания: назвать подобный облик вызывающим означало, мягко говоря, проявить высшую степень терпимости. Тем не менее, было в этом образе что-то знакомое. Словно Эдвард где-то видел этого человека. Нет, не встречал лично, а просто видел: в телепередаче, на обложке журнала, рекламном щите или упаковке кефира - но Гэллоэй не мог даже приблизительно вспомнить, где именно.
Девушка подняла руку в приветственном жесте и заговорила. Голос незнакомки был неприятным. Осипший, хриплый, то и дело прерываемый всхлипами. Складывалось такое впечатление, что у нее пробито горло (хотя видимая часть шеи незнакомки была цела) что придавало ей еще большей несуразности. Апофеоза этот каламбур достиг, когда до Эдварда дошел смысл сказанной девушкой фразы - Гэллоуэй не слишком хорошо соображал при подобных обстоятельствах - та интересовалась, насколько близка черта города.
Должно быть, это плохая шутка. Розыгрыш. И вот сейчас из-за кустов выскочит не в меру энергичный ведущий и покажет, в какой стороне спрятана скрытая камера. Будь обстоятельства чуть иными, Эдвард бы лишь отмахнулся парой циничных комментариев в адрес генофонда этой страны. Но не теперь. Сейчас Гэллоуэй испытывал настоящий животный ужас.
При всей своей несуразности, стоящая перд ним фигура на несколько порядков превосходило мага, и это не могло не пугать. Нет, разница была не в росте, весе, и даже не в силе (хотя последняя заставляла переосмыслить слово "внушительная") - к Гэллоуэю обращалось существо совершенно другого уровня. Эдварду оствавлось лишь гадать, к какой категории оно относится: Мертвым Апостолам, Волшебникам, или даже - чем черт не шутит - Фантазменным Расам. Но сколь догадка не была бы успешна, ситуацию она не изменит: его судьба сейчас целиком и полностью находилась в руках этой девушки: возникни у нее такое желание, смогла бы уничтожить его мизинцем.
Тем не менее, в воздухе не ощущалось даже намека на желание убить. Это немного успокаивало, и Гэллоуэй в итоге смог взять себя в руки. Вернее не так: Эдвард сумел выйти из ступора, в который его вогнало появление этой особы и теперь лихорадочно пытался сообразить, что к чему - ни о каком спокойствии и речь быть не могло. А анализировать произошедшее у мага получалось из рук вон плохо. Даже если отбросить в сторону ту немаловажную деталь, что строить какие-либо логические цепочки Гэллоуэй сейчас не мог в принципе, количество фактов было пренебрежительно мало, чтобы делать хоть какие-нибудь выводы. При этом, подстегиваемое тем же испугом, нестерпимое желание понять, что же произошло, подталкивало Эдварда к совершенно неуместным действиям: маг разрывался между порывом "легонько попинать" незнакомку (очевидно спонтанность произошедшего заставила Эдварда позабыть все иные методы исследования, кроме последнего пришедшего на ум) и открыто спросить "ЧТО ты такое?!". К счастью, та смесь благоговения и ужаса, которую маг испытывал по отношению к этому существу, не позволила ему воплотить в жизнь ни один из порывов. Но это противостояние любопытства и страха не могло не найти внешнего проявления.
Слегка побледневший маг несколько раз судорожно сглотнул воздух, словно пытался что-то сказать, но обрывал себя прежде, чем произнесет первое слово. Эта немая сцена продолжалась немногим менее полуминуты и закончилась сдавленным кашлем Эдварда. Прочистив горло, Гэллоуэй встревоженно оттянул ворот рубашки, ослабляя давление на шею и тем самым - увеличиваю приток воздуха. Шумно вздохнув, Эдвард все же нашел в себе силы заговорить.
─ Эм... Не очень, ─ неуверенно начал маг, опасливо косясь на незнакомку. Каковы бы ни были ее мотивы, Гэллоуэй не нашел ничего лучше, как честно ответить на поставленный вопрос. В любом случае всегда можно будет прикинуться дурачком, решил он для себя. ─ Проводить Вас? ─ добавил он, приложив интонации максимум учтивости, на который только был способен, и тут же рефлекторно зажмурился. Нутром Эдвард чуял, что подобное предложение - далеко не самая удачная идея, но любопытство уже взяло верх, и теперь Гэлоуэй мог лишь разбираться с последствиями этого довольно рискового предложения. Так, едва закончив говорить, Эдвард мысленно чертыхнулся, проклиная свою неуемную натуру, и закрыл глаза, надеясь, что смерть его будет быстрой. Конечно, со стороны кажется, что вероятность того, что подобный вопрос может стать летальным, кажется совершенно незначительной, но, глядя с ракурса Гэллоуэя, было самое время жалеть, что не составил завещание. Впрочем, с другой стороны, завещать Эдварду было нечего и некому.